Шёл 1999 год. Именно тогда в нашем турклубе появился и я и многие из тех, кого потом я стал называть друзьями - Саша Кольчугин, Егор Шелков, Валя Коренчук, Витя Чуприков...
Сегодня, когда уже совсем скоро очередные ноябрьские праздники, я хочу опубликовать этот отчёт шестилетней давности. Кто-то, прочитав его, наверно вспомнит те времена, людей которые упоминаются в этом отчёте. Кто-то, кто пришёл в турклуб позже или совсем недавно - пусть он захочет, чтобы этот ноябрь не пропал у него даром.
Это отчёт по самой первой нашей пешеходной единичке. Сейчас мы совсем другие. Дела, заботы, работа, зарплата - всё стало более серьёзным. Мы стали где-то проще, где-то сложнее. И именно поэтому я всегда с радостью перечитываю наши наивные романтические воспоминания - это наша память, которая, спасибо нашим руководителям, сохранилась в дневниках и отчётах.
Взлетает окрик журавлиный,
Как о прощении моля
За то, что пролетело лето…
Змеиный шёпот бересклета
И опустевшая земля,
И жёлто-красная косынка
Прошита тонкой паутинкой,
Как-будто ниткой голубой…
И эти утренние льдинки
С хрустальной музыки пластинки
Вдруг побелеют под ногой.
И на прикрытые ресницы
Ложатся золотые спицы
Сквозь потемневшие стволы.
Пора, дороги сердце просит…
Сосна оплакивает осень
Янтарной капелькой смолы.
(В. Л. Туриянский)
Вместо предисловия…
Трудно сейчас писать об этом походе. Трудно потому, что ходили мы в него больше года назад, потому, что за этот год пройдено много более тяжёлых и интересных походов. Сейчас, уже смотришь на этот поход по-другому. Изменилось многое, вплоть до отношений с лучшими друзьями (хоть они лучшими друзьями и остались). Но неизменным осталось одно – наша тяга к новым походам и наше отношение к ним.
Однако, вместе с тем, я понимаю, что написать нужно. Хотя бы потому, что именно в этом походе у меня и моих друзей сложились более тесные отношения. Сложилась хорошая компания. В неё вошли далеко не все. Именно этот поход устроил, так сказать, естественный отбор. Именно здесь мы впервые осознали, что любые неприятности и трудности не смогут остановить нас или сбить с пути. Этот поход был хорошей проверкой наших сил, нашего упорства. Каждый понял, что, несмотря на всё, ему теперь будет хотеться опять уйти в сложный поход.
Дневник сейчас, пожалуй, писать бессмысленно. Не вспомню всё, да и незачем. А вот некоторые воспоминания, мысли, я здесь приведу, собрав их и связав между собой.
Маршрут.
Шли по Ярославской области, проделав 168 км . по следующему маршруту:
Яковлевское – Титово – Покровское – Мостищи – Глазково – Давыдово – Высоково – Яшкурово – Лодыгино – Зачатьё – Антониха – Фомино – Ботогово – Андреевское – Жупеево – Хмельники – Купань – Переславль-Залесский.
Состав группы.
1. Володин Александр – ШЕФ. (Это название закрепилось за ним именно в этом походе.)
2. Трифонов Юрий – реммастер.
3. Коренчук Валентина – эколог.
4. Дягилев Дмитрий – культурный организатор, это – Я.
5. Кольчугин Александр (Саня) – летописец (ни хрена-то он не написал).
6. Шелков Егор (Михалыч) – метеоролог.
7. Чуприков Виктор (Витёк) – зав. снарягой.
8. Гилс Дмитрий – зав. питанием.
9. Егоров Владимир – медик.
10. Аронов Леонид – штурман.
Глава I
ТАК НАЧИНАЛОСЬ…
…Просто надо уйти в осеннюю слякоть
И туманы тащить на покатом плече…
(В. Каденко)
Как мы ждали этого четверга! Ура! Наконец-то! В поход! Погулять по лесу! Водки попьянствовать!
Наши отношения с Витьком, Саней Кольчугиным и Михалычем находились на самой, что ни наесть, бурной стадии. Хотелось побольше узнать друг о друге, войти в доверие друг другу, а так же посидеть у костра с гитарой и водкой и поговорить по душам.
Именно для этих целей мы и пошли в поход: для нас туризм – отдых!
Нам было плевать тогда и на нашего командира – Сашу Володина. Мы его видели всего-то несколько раз, сам он был всё время чем-то озадаченный и хмурый, а последнее его заявление о том, что водку в поход – не брать (!!!) повергло нас в веселье. Ещё тогда не отошли мы от наших школьных приключений (ныканья водки от классного руководителя, курения в туалете и т.д.). И последнее заявление нашего Шефа (мы его тут же так окрестили) только добавляло нам интереса. Надо сказать, что наше ярко выраженное отделение от серой послушной массы (так было в нашем понимании) состояло в том, хотя бы, что мы взяли отдельную четырехместную палатку (серая послушная масса должна была находиться в зиме).
Водки с собой взяли много.
Собрались с утра на Ярославском вокзале. Володин предстал перед нами в зелёном анораке с большим карманом спереди и в красном пионерском галстуке (он ведь с Красным Знаменем цвета одного). Долго ждали Юру. Потом он пришёл, мы же с Кольчугиным, Витей и Димой пошли за сигаретами, а так же в бесплатный сортир (конец пригородной платформы, турникеты ещё тогда не стояли ). Когда вернулись, хмурый Володин осведомился, где мы так долго ходим, ведь нашу электричку уже подали.
Погрузились в поезд. На этом самом моменте и начался поход.
Глава II
НУ, ПОЕХАЛИ…
…Тронется, ещё чуть-чуть и поезд тронется,
И с печальным вздохом тихо дверь закроется…
(О. Митяев)
Ну, мы, собственно говоря, и поехали. Усевшись в электричке, стали петь песни, есть всякую еду, Вова, Саня и Витёк писали пулю.
Через три часа приехали в Александров.
Там, вдоволь наигравшись автоматами по продаже билетов, мы сели в электропоезд Александров – Ярославль Главный.
Здесь ехали намного веселее. Пели кучу песен, развлекая этим самым немногочисленных пассажиров. Ключевыми песнями были Баржа и Дождь над Иссык-Кулем Иващенко и Васильева. Пели их пару раз, причём Баржа сразу же ко всем привязалась. Исполнили вызывающую по приданию дождь Солнца не будет, жди не жди и зачем-то спели Тихо по веткам шуршит снегопад. Ах, если б нам было знать, что эта песня действительно вызовет снег!
Надо заметить, что ровно через год, в пешеходной двойке, мы предусмотрительно песню про снег не пели. И снег тогда пошёл в последний день похода, чем вызвал у нас бурную радость. Песню Снег тогда мы в первый раз за поход спели только в последний день.
Долго препирались с контрами. Выяснилось, что автоматы по продаже билетов считали зоны от Александрова, а не от Ярославля, поэтому купленные в автоматах билеты получились в пять раз дешевле. Причём контролёрша уже начала впадать в истерику, особенно после того, как Михалыч, подобно булгаковскому Бегемоту, потребовал у неё документы, заявляя, что не будет показывать билеты кому попало, а в форму – любой дурак переодеться может. Разошлись на том, что контролёрша предъявила документы, а мы доплатили оставшиеся деньги. Ничего не выгадали, зато поразвлеклись – вволю.
- Паспорт! – тявкнул кот и протянул пухлую лапу.
Ничего не соображая и ничего не видя, кроме двух искр, горящих в кошачьих глазах, Поплавский выхватил из кармана паспорт, как кинжал. Кот снял с подзеркального стола очки в толстой чёрной оправе, надел их на морду, отчего сделался ещё внушительнее, и вынул из прыгающей руки Поплавского паспорт. <…>
- Каким отделением выдан документ? – спросил кот, всматриваясь в страницу. Ответа не последовало.
- Четыреста двенадцатым, - сам себе сказал кот, водя лапой по паспорту, который он держал кверху ногами, - ну да, конечно! Мне это отделение известно! Там кому попало выдают паспорта! А я б, например, не выдал такому, как вы! Нипочём не выдал бы! Глянул бы только раз в лицо и моментально отказал бы! – кот до того рассердился, что швырнул паспорт на пол…
(М. Булгаков, Мастер и Маргарита)
…Уже вечером прибыли на станцию Коромыслово. Выгрузились из тёплой электрички, и обнаружили, что на улице минус. Сильный ветер, в лужах лёд, темнеет. Нам открыли зал ожидания, где мы распределили окончательно все вещи по рюкзакам и потеплее оделись.
Дальше пошли вдоль железки против движения привёзшей нас электрички до переезда. Там обходчик пообещал тормознуть нам автобус путём опускания шлагбаума. Ждали автобус. Каждый напевал что-нибудь, типа Комар летит на костерок полузатушенный…. Ну привязалась песня, ну что поделать!
Вскоре пыхтя подошёл ЛАЗ, на котором мы благополучно доехали до дер. Яковлевское.
Глава III
ОППОЗИЦИЯ.
Известно в Книге Судеб,
Куда ведёт дорога.
Не спрашивай - не будет
Удачного пути.
Пусть будет только небо
И хлебушка немного,
И чтобы до ночлега
Нам засветло дойти.
(В. Туриянский)
Уже в темноте прошли немного по дороге, причём всё это время травили пошлые анекдоты. Тут нас в шок повергло заявление Володина, чтобы мы не ругались матом. Ну и придумал, блин. Но из уважения к Вале стали немного сдерживаться.
…Остановились на ночь в гадюшнике страшном. Никому не пожелаю такой хреновой стоянки. Гадкая скользкая мокрая глина, покрытая опавшей листвой, довольно сильный уклон. Осина!!! Чтоб её разорвало. Костёр гореть отказывался (оно, собственно говоря, и понятно), поэтому Михалыч с Вовой отправились за ёлкой. Кольчугин пытался развести костёр при помощи плексигласа. Однако, кроме плекса, увы, ничего не горело. Вылез из только что установленной зимы Володин и, увидев огонёк от плексигласа, спросил, развели ли мы костёр. Ему ответили, что да, вот, мол, греемся сидим.
- Так он же скоро потухнет, вон – маленький какой ! – озадачился Шеф.
- Конечно, сейчас плекс догорит, вот он и потухнет! – ответили мы.
Через некоторое время вернулись Вова с Михалычем. Они где-то, чёрт знает где, нашли ёлку. Правда, к тому времени Кольчугин уже сумел развести костёр, но дровами на ночь мы были, считай, обеспечены.
Володин видимо уже начал догадываться, куда он попал. Наметилась некая колкость в наших с ним отношениях. Мы тогда ещё были увлечены некоей идеей собрать компанию настоящих туристов. Стереотип настоящего туриста был разработан нами во время выхода на речку Клязьму в районе Петушков. Настоящий турист в нашем понимании – человек, пусть даже с небольшим туристическим опытом, но полностью на идее походов помешанный, который полностью счастливым может почувствовать себя только около костра с друзьями. Ещё в нашем понимании настоящий турист должен знать массу туристических песен и любить их. И главное – он не должен гоняться за спортивными достижениями, а в походах - отдыхать. И почему-то именно туристы-водники были по нашему мнению близки к идеалу.
Надо отметить, что в дальнейшем, вскоре после нашего похода, этот стереотип разрушился в пух и прах, причём разрушили его мы сами, постепенно убеждаясь в некоторых совсем, как оказалось, нехитрых истинах. Вообще, с тех пор мнения о некоторых участниках этого похода у нас круто поменялись.
Володин после ужина потребовал, чтобы все легли спать, в ответ на что был нами откровенно послан. В результате он оказался в палатке с Вовой, Юрой и Валей. Мы же с Витей, Саней, Михалычем и Димой остались около костра пьянствовать…
Ну и нажрались же мы в эту ночь! Володин злым голосом требовал из палатки, чтобы мы не пели песни и дали поспать, а в ответ мы пели Баржу, отчего он должен был подскакивать в спальнике. Постановили, что Володин – не настоящий турист, а солдафон, что Лёня – занудный и скучный, что Юра – классный парень, жаль только, водки не пьёт, что Валя – наш человек, но вот гадюку Володина она ослушаться не может, так как тот дружит с её братом… Потом пошли поголовные признания в любви, а в палатке Витя вообще понёс бред. А из зимы доносилось радостное ржание трезвого Вовы, который не спал, а всё это слушал.
Наступило утро…
Дежурили Витя и Саня, причём сготовили отвратительную пригоревшую овсяную кашу. Кольчугин своими дрожащими руками никак не мог засыпать в кан крупу, а Витёк обжёг себе палец об ручку кана.
А Володин был злой! Устроил нам с утра крупномасштабную истерику. Всё свёл к тому что у нас не сложена палатка, а пора выходить. Ему попытались объяснить, что Саня не сложил палатку, потому что чистил каны. Но взгляд Володина упал на пустые бутылки, причём количество их впечатляло. (Боже мой! Сколько ж мы тогда выжрали?!) И тогда Шеф заорал дурным голосом, что мы кроме того, что не даём ему спать по ночам, ещё и засоряем окружающую среду! Потом сказал, что нас никто не ждёт и пошёл, насильно захватив с собой Валю, Егора и Вову. Юра и Лёня пошли сами. При этом Володин пронаблюдал, чтобы мы убрали в рюкзак бутылки, и сказал, что проверит в ближайшей деревне, как мы их выкинем.
Не могу сказать, что они далеко ушли. Мы не торопясь сложили палатку, рюкзаки, но первым делом зашвырнули в кусты бутылки.
Вышли и вскоре нагнали Володина и остальных.
Вышли на шоссе и до деревни Титово шли по нему вдоль каких-то охотохозяйств и егерских участков.
В Титово остановились у колодца, сбросили рюкзаки и стали набирать воду. Долбил-таки сушнячок.
Очень развеселила собачка, которая с наглым видом подошла к рюкзаку Михалыча и, задрав заднюю ногу, обильно его окропила. Ржали все, кроме Михалыча. Володин убежал на разведку. Когда он вернулся, я ему сказал: Жаль, что тебя не было сейчас, мы как раз бутылки выбрасывали. Тут бы ты убедился в нашей честности!.
Дальше шли то дорогами, то буреломом, то болотами. Причём, как мы заметили, скорость Володина плохо менялась в зависимости от дорожных условий. Он всё время улетал вперёд, причём догнать его, особенно на плохой дороге, представлялось делом весьма сомнительным.
Потом долго шли по дороге, по которой, по-видимому, водят коров на выпас. Она из себя представляла большую неравномерно замёрзшую лужу из навоза, растянувшуюся на десяток километров. Причём верхняя корка льда с завидной периодичностью проламывалась под ботинком, наружу выбрасывался зловонный фонтан дерьма, а нога проваливалась по щиколотку. Навоз сразу прибавил пару килограмм веса ботинкам.
Группа сразу растянулась где-то метров на четыреста. Витя, Саня, Михалыч и Вова, отстав, вскоре вообще пропали из виду. Вышли на шоссе. Пошёл снег. Крупными хлопьями он засыпал шоссе, леса, всё вокруг, и в одно мгновение осень превратилась в зиму.
Володин дождался отставших. Набрав в деревне воду, отошли по полю на пару километров и встали на входе в лес на довольно приличном месте. Были еловые дрова, что меня, собственно говоря, и обрадовало, поскольку сегодня дежурили я и Дима. Снег пошёл совсем капитально. Ещё вчера, когда мы уезжали из Москвы, температура была +5. Но, похоже было, что теперь наш поход превратился в зимний.
…У края небосклона
По тёмно-синей гжели,
Не ведая закона,
Курлычат журавли.
Серебряная пряжа
Осенней акварели
Хрустальной грустью ляжет
На берега земли…
(В. Туриянский)
А Володин отставание ребят на коровьей дороге связал со вчерашней пьянкой (нажрались, мол, вчера, как свиньи, теперь идти по-человечески не можете). Более того, припомнив утреннюю разборку, он объявил нам, что сегодня все будут спать в зиме. Препирались с ним довольно долго. Перешли на личности. Он заявлял, что справок за поход не даст, мы же отвечали, что нам они никуда не упёрлись. Настал кризис в отношениях. В конце концов Володин, сильно подозревая, что основным дезоргом группы является Витёк, увёл его в сторонку, чтобы поговорить. В результате добазарились до того, что сегодня все спят в зиме, а завтра, если мы обещаем хорошо себя вести, то будем спать в своей палатке.
Наконец-то успокоились. Володин, в отличие от нас, практически тогда ещё школьников – взрослый человек. Мы ещё пытались кому-то, а в первую очередь самим себе, чего-то доказать. Где-то Володин вёл себя не так, но своей цели он в конце концов достиг: мы волей-неволей пересмотрели некоторые свои взгляды, и начали себя всё же правильней вести.
Сейчас, вспоминая этот поход, даюсь диву, как все мы изменились за эти полтора года! Всё-таки время лечит. Как души, так и мозги.
За ужином все вместе пели песни около костра. Пели Дождь над Иссык-Кулем, Баржу, Деревянные города и много других песен, в том числе и Снег. Как мы поняли, что от снега нашему маршруту уже никуда не деться…
Глава IV
ЛЕСНАЯ РОМАНТИКА.
Столько лет всё думаю,
Как мне найти звезду мою,
А звезда – рюкзак за плечи,
И – пошёл.
(А. Якушева)
По-моему, у меня ни разу не было в утро дежурства такого хорошего настроения. Вылез из зимы, в которой жутко храпел Лёня.
Небо уже начинало светлеть. Я даже некоторое время полюбовался полем, на другом краю которого виднелись покосившиеся срубы деревни.
На холодных углях развёл костёр:
…Костра по утру не раздуть
В термометре падает ртуть…
(А. Крупп)
Дима ушёл в деревню за водой. Готовил я, как сейчас помню, рисовую кашу. В отличие от вчерашней овсянки, она получилась очень даже ничего.
Витёк сообщил, что не будет нести всю тушёнку один и перегрузил Володину пять банок.
После завтрака двинулись в путь. В этот день шли в основном по лесным дорогам. Больше всего напряга доставляли припорошенные снегом пашни. Но шлось легко. Очень красиво было вокруг.
Вспоминается весёлый эпизод. Выходили мы из леса на поле, пересекая небольшую речку, которая форсировалась прыжком. Увидели табличку, сообщающую, что охота запрещена, и участок охраняется ОМОНом. Прошли немного по полю, как вдруг на просёлке показался УАЗик, который ехал явно к нам. Мы остановились и стали с интересом ждать. В машине оказалось несколько мужичков с ружьями, довольно сильно перепуганных.
Они поинтересовались, кто мы такие. Наш ответ их довольно сильно обрадовал: Слава богу! А то мы перепугались: выходят их леса десять человек в камуфляже! Вдруг у вас рюкзаки лосиной набиты!
Устроили на входе в лес перекус. Перекусили кильками в томате. Причём мы с Витей, Саней и Димой съели одну банку, а одну оставили на закуску.
В этот день мы наконец-то до конца поняли, что такое володинский темп. Володин бежал не уставая. Где-то к концу дня начал довольно ощутимо отставать Лёня. Мы с Витьком выработали тогда целую стратегию, как идти, не растягиваясь. Для этого мы всё время шли одним и тем же порядком: Саня – Витя – я. Если при ходьбе смотреть на ноги впередиидущего и стараться идти с такой скоростью, чтобы не увеличивать расстояния между тобой и впередиидущим, то ходьба становится намного эффективнее и легче.
Пересекли поле и, немного углубясь в лес по лесной дороге (в данном случае лесной дорогой служила старая тракторная колея), встали на стоянку…
Глава V
ДРУЗЬЯ.
На часы и минуты похож улетающий снег,
Не грусти, всё пройдёт, как случайные лица в толпе,
Как пустая тревога, как парусник белый во сне,
Или поезд ночной, на который тебе не успеть…
(В. Туриянский)
…За этот день все довольно сильно притомились. Расставили палатки. И сели около костра. Кольчугин сел под ёлкой с гитарой и ушёл в себя, а Витёк мне многозначительно подмигивал: неплохо, мол, было б сейчас водки долбануть. Я ему ответил, что да, неплохо, но надо бы соблюдать правила социалистического общежития, раз Володину обещали. Кольчугин сразу оживился и сказал, что если в палатке и тихонько, то никто ничего не услышит.
После ужина залезли в палатку, достали водку и неучтёнку. Очень приятно посидели, причём пели очень тихие и задушевные песни.
Именно в эту ночь я тогда спел Болот огонь зелёный… - после этого песня прижилась в походе, да, впрочем, не только в этом. Сколько раз ещё мы будем напевать эти сильные своей бесхитростностью строки:
А я иду, обманом закалённый,
Брезентом от случайностей прикрыт,
И, как всегда, болот огонь зелёный
Мне говорит, что путь открыт.
(А. Городницкий)
А утро сулило нам новый ходовой день. Устойчивый минус, как днём, так и ночью, уже доставляли массу неприятностей. Вообще, обитать в полевых условиях стало труднее. Постоянно мокрые из-за снега ноги, замёрзшие и задубевшие за ночь ботинки.
…Подмороженные дороги, ставшие из-за этого ухабистыми и неровными. С каждым шагом под тяжёлым рюкзаком всё жёстче становилось наступать на ногу, всё больнее врезался замёрзший рант ботинка в щиколотку, выворачивая неестественным образом ступню, когда от усталости ты неудачно наступаешь на какую-нибудь кочку… Если бы мы не поддерживали друг друга, если бы не было взаимопонимания между нами, вряд ли мы бы преодолели эти трудности.
Глава VI
ДЯДЯ КОЛЯ.
Мы бросили к чертям пшеничные хлеба,
Сменили на махорку сигареты.
Выходит, что у нас попутная судьба,
Один рассвет ладонями согретый…
(Ю. Визбор)
Целый день шли по асфальту. Никогда не думал, что это будет так тяжело, особенно если до этого три дня ходил по лесу. Сразу у всех прочувствовались стёртые ноги и усталость. Парадоксально, но по асфальту мы сделали за день практически столько же километров, сколько и по лесу в другие дни. Зашли в магазин, купили хлеба и перекусили.
А после этого мы увидели перед развилкой Михаила Викторовича Расторгуева… То есть, конечно, это был не он, а мужик, как две капли воды на него похожий. Мы немного поприкалывались на тему, к чему бы это. Лихо спустившись с довольно крутой горки мы остановились, потому как Володин задал тупой вопрос: А мы, вообще, туда идём? Вышло, что встреча с Расторгуевым – это к тому, что можно легко и непринуждённо заблудиться, если поддаться действию этого миража. Действительно, ведь мираж стоял внутри того поворота дороги, в который мы так лихо пошли. Пыхтя и матерясь, мы забрались обратно на горку. Мираж исчез. Вывели ещё закономерность: полный п…ц наступит тогда, когда встреченный в походе Расторгуев, будет ходить вокруг тебя кругами…
А дальше была длинная-длинная дорога. Чем только мы не пытались себя развлечь: разговорами, чтением друг другу любимых стихов, песнями. Их нам пел Юра, чем вскоре стал действовать на нервы. Действительно, разве можно целый ходовой день слышать монотонное пение на стихи Иосифа Бродского?
Вскоре начал отставать Витя, а Лёню вообще уже не было видно за горизонтом. И когда уже начало темнеть, после крутого подъёма внезапно закончился асфальт. Совсем близко находилась деревня, и мы, дождавшись всех, кто отстал, пошли спрашивать дорогу дальше.
Вот тут то мы и познакомились с датеньким лесником дядей Колей. Он предложил нам переночевать в его сторожке, на что мы, конечно же, согласились…
…В печи потрескивали дрова, а мы сидели в тёплой комнате небольшой избы, уже вдоволь поразвлекшись и охотничьим ружьём, и пневматичкой. Развешенные по стенам шкуры животных, старые фотографии, икона и лампадка в углу – всё создавало неповторимый, какой-то особенный уют.
Дядя Коля сидел на стуле и рассказывал, про здешнюю жизнь. А мы периодически угощали его водкой, которую он пил так, словно это была вода. Потом мы спели пару песен. Ему особенно понравилась Время, время….
После этого мы легли спать, а дядя Коля всё ещё продолжал рассказывать нам про то, кем он работал раньше, и всё не мог успокоиться, что мы вот так можем ходить по лесу и ночевать на снегу, ничего не боясь. Вскоре его слова стали заволакиваться тёплой ватой сна, и только слышалось отчётливо, как трещат в печке поленья. Обжигающее тепло дотрагивалось до обветренного лица, хороший добрый сон накатился легко и незаметно…
…Утром, проснувшись, я увидел дядю Колю, который шёл со стаканом в руке к столу со словами: Что-то сушит меня с вашей водки! Я думал, что он сейчас нальёт себе воды. Но он налил себе полный стакан водки и, выпив его залпом, довольно крякнул.
Посмотрели на термометр, и обнаружили, что на улице – минус двадцать семь. Ну, ни фига ж себе, осенний поход, ядрёна вошь!
Попрощались с дядей Колей, который сказал, что был очень рад с нами пообщаться, приглашал нас ещё к себе в гости. Конечно, мы ушли, а у него, наверно, ещё воспоминаний на год хватит…
Глава VII
ХОЛОДНАЯ НОЧЁВКА.
Попал я бедненький в холодную ночёвку
И холод косточки мои сковал…
(Из известной альпинистской песни)
В этот день мы пересекли несколько речек. Выходили к полузаброшенным деревням, громко пели песни и всячески старались сохранить бодрое состояние духа. Очень хорошо запомнилось, как после одной из деревень, когда Володин убежал фотографировать церковь, мы делили конфеты, стоя на заснеженной дороге. Не знаю почему, но иногда я очень отчётливо вспоминаю этот, вроде бы рядовой момент…
На перекусе Шеф сбежал на разведку. Прозвучала замечательная фраза, сказанная явно с намёком на шефский анорак: Куда девался Шеф? И откуда на дороге взялась эта зелёная тряпочка? Последовавшие вариации на эту тему были столь же прекрасны:
- А какого он был цвета?
- Зелёный.
- Зелёный! Мой любимый цвет! А какого он был размера?
- Почти с меня.
- Почти с тебя! Мой любимый размер!
Однако Володин вскоре вернулся, и мы пошли дальше. Всех очень расслабила предыдущая ночёвка. Мы были какие-то сонные (но бодрились изо всех сил), ещё ощутимее давали знать о себе мозоли, а я почувствовал, что растянул правую ногу. Вот и спорили между собой: нужно было соглашаться на такой ночлег или отказаться? А как отказаться? Кто хоть раз был в подобном походе, тот может себе представить, что значит отказаться от тёплого ночлега после четырёх дней снега и холода!
До стоянки дотащились на оптимизме. Когда уже начало темнеть, мы встали на торфянике за деревней Ботогово. Предстояла очень трудная ночь. Температура воздуха была сильно ниже минус двадцати, поэтому Володин упросил нас спать в зиме всем вместе. Мы согласились, с дуру ума.
Развели костёр, поели, выпили водки с Витей, Саней, Михалычем, Димой и Вовой.
Легли спать и тут началось самое интересное. У стенки спал Витя, у выхода Саня. В середине лежал так называемый гроб - спальник-трёшка, в который набились Володин, Валя, Лёня и Юра.
Мы же пытались уже не обращать внимание, на снег, сыплющийся на рожу через дырку в крыше (дырка - не просто так, она для трубы от печки) и, ёжась от холода, лежали, прижав к груди ботинки, чтобы они не задубели за ночь. А вот из гроба начал раздаваться храп. Им там тепло, гадам, вот они заснули. А я лежал, чувствуя дрожь прижавшегося с боку Витька, который всё пытался отлепиться от стенки палатки. Дальше случилось то, чего и надо было ожидать: когда спящие в гробу стали ворочаться, гроб начал передвигаться по палатке, подобно танковой гусенице. Я немного задремал, но проснулся из-за того, что край гроба лежал на мне. Я попытался вылезти из-под него, но тут послышался приглушённый мат Вити, который вмёрз через стенку спальником в снег и теперь пытался опять оказаться на коврике. Когда Витин будильник пропищал шесть часов, мы сразу закопошились. Оказывается, все, кроме спящих в гробу, лежали и ждали, когда же запищит будильник.
А теперь признавайтесь, КАКАЯ СВОЛОЧЬ ВСЮ НОЧЬ ХРАПЕЛА?! - заорал Витя на всю палатку: КАКАЯ СВОЛОЧЬ ВСЮ НОЧЬ СПАЛА?!. Лёня ответил ему громким храпом…
Завозился Саня, обнаружив себя сложившимся в четыре раза на самом дне спальника. Оказывается, что ему, спящему у входа, не повезло больше всех: Михалыч, сходив ночью в тайгу, не затянул за собой палатку, так что Кольчугин спал практически на улице.
…Дальше был аттракцион с разжиганием костра: пытались по очереди достать задубевшими пальцами спичку из коробка.
Во время завтрака порешили, что сегодня доходим до Переславля-Залесского, потому что второй раз ночевать в таких условиях – полнейшая порнография.
Лёня с Юрой сушили на костре подмокший за ночь гроб. В результате с того края, где держал Лёня, спальник стал плавиться и вскоре принял совсем непотребный вид.
Надо отметить, что в последующих походах Лёня получил штатную кличку урод косорукий, поскольку он её полностью отработал.
Итак, мы собрались пройти за сегодня сорок километров. Так как идти по любому предстояло в темноте, мы особо сильно не торопились с выходом. Погрелись, подсушились у костра и вскоре вышли.
Глава VIII
А ВСЁ КОНЧАЕТСЯ…
…И тогда нежданный берег
Из тумана выйдет к вам…
(Б. Окуджава)
Подошли к деревне Андреевское и упёрлись в речку. Переправлялись довольно странным способом: Михалыч в резиновых сапогах стоял в речке, а остальные по очереди вставали на льдину, и Михалыч перевозил всех на другой берег.
Потом шли по ЛЭП. Идти было тяжело, вот, правда, Михалыч с Юрой улетели вперёд, да так, что их даже Володин не догнал.
Я окончательно растянул ногу и шёл уже на автомате, утешая себя мыслью, что сегодня – последний день пути (слава Богу!).
Вскоре по ЛЭП мы вышли на дорогу, которая должна была вывести нас к деревне со странным пугающим названием Жупеево. Остановились на привал. Володин сразу же убежал на разведку, опасаясь, что мы по этой дороге выйдем не в Жупеево, а в Жо….
Пока Володин бегал, мы перекусили конфетами-батончиками и устроили костёр из фантиков прямо на дороге, а поскольку уж больно тепло он горел, Юра припёр большую сухую еловую ветку. Костерок получился хороший, но вид, наверно, был дебильный – почему на дороге-то? Валя, задумавшись около костра, опрометчиво положила батончик на снег и опомнилась только тогда, когда он скрылся в кармане володинского анорака. Шеф объявил, что, наверно, идти надо по этой дороге, поэтому мы с большим сожалением затушили костёр и стали влезать в лямки.
Дальше дорога была более-менее ничего, вот только начала сказываться общая усталость. На одном из мостиков, я всё-таки решил перевязать растянутую ногу. Спросил у Вовы эластичный бинт, на что он ответил, что есть только обычный. Я спросил, что у него вообще есть от растяжений, он ответил, что у него есть жгут, анальгин и зелёнка. После этого я решил не доводить до того, чтобы Вова приступил к обязанностям медика, поэтому попросил обыкновенный бинт и перевязал-таки ногу.
Вскоре устроили перекус, во время которого, большинство отказалось есть хрустящий перемороженный паштет. В основном налегали на вафли с начинкой.
После этого вышли на дорогу, которая должна была вывести нас к Переславлю-Залесскому.
Пошли по ней довольно бодро. Я потихоньку приноровился к быстрому хромающему темпу и поначалу не отставал. Володин занимал нас разговорами и расспросами о том, ехал ли когда-нибудь кто-нибудь из нас трезвый с пьяным водителем за рулём. Все так увлеклись воспоминаниями, что не заметили, как стемнело. Часов этак в половине восьмого мы вышли к озеру. Дорога шла вокруг него, а на другом берегу уже виднелись огни Переславля-Залесского.
Нога стала болеть уже просто невыносимо. Я просил привала каждые пять минут. Самому было довольно неприятно вот так тормозить группу. Радовался лишь тому, что сегодня – последний день. А если бы середина маршрута?
Кольчугин шёл рядом и завёл со мной бесконечный и очень захватывающий разговор о предстоящей сессии.
Как он объяснил потом, я тогда слишком зациклился на растянутой ноге, меня надо было как-то отвлечь. А чем ещё можно так отвлечь от похода, как не разговором об учёбе? Что ж, спасибо ему!
Вскоре Витёк начал отставать вместе со мной. Стёртые в кровь ноги накрывались как раз на последних километрах маршрута.
И уже как в бреду проплыл справа монастырь. Выходим на шоссе. Слова Шефа: Всё! Мы прошли!. Ни радости, ни восторга. Усталость. Сажусь на рюкзак, рядом садится Витёк. Наблюдаю, как Кольчугин с Шефом пускаются в пляс. Вот, - думаю: Завтра буду дома в тёплой квартире.
- Сейчас подойдёт автобус! – говорит Шеф, - Либо добежим быстро до остановки, либо придётся тащиться через весь город.
Мы успели доковылять до поворота, где и остановили пытавшийся убежать ЛиАЗ.
В нём было тепло. Вот только тут мы прочувствовали, что значит – закончен по-настоящему сложный маршрут: скоро будет постоянно тепло, сухо, и будут вкусно кормить. А что ещё нужно для полного счастья?
Доехали до автовокзала, на котором узнали, что автобус до станции Берендеево отойдёт в шесть утра. Устроились ночевать в зале ожидания. Володин упросил в привокзальном кафе налить в кан кипятка (там, посмотрев на дно кана, посочувствовали и даже предложили каны помыть).
Когда засыпали картофельное пюре, пришли менты. Спросили, откуда мы такие взялись, потом удивлённо спросили: Вы что, действительно будете это есть? Потом попросили не пить здесь водку и ушли. После ужина, на протяжении всего времени, нас попеременно вырубало. Однако к автобусу мы были уже с закупленными билетами и полностью готовы к посадке.
Сравнительно спокойно доехали до Александрова. Опять требовали у кондукторши документы.
В Александрове купили чёрного хлеба и газировки. Посмеялись над Витей: на хрена он протаскал с собой два с половиной литра водки весь поход, когда сейчас её можно и так легко купить?
В электричке Александров - Москва потребовали с Володина две банки тушёнки, перегруженные ему ещё во второй день. Он их отдать отказался, в результате чего его на весь вагон объявили мошенником, и прозвучал призыв пассажирам быть бдительными и не доверять человеку в зелёном анораке ничего, особенно еду.
Надо отметить, что мы до сих пор не отстаём от Володина и требуем от него две банки тушёнки, а он до сих пор упорно не признаётся и говорит, что никакой тушёнки не брал. Однако, куда она делась из его рюкзака, он объяснить так и не может.
После этого мы уселись вшестером с Витей, Саней, Михалычем, Димой и Вовой, и начали активные приготовления к отправлению электрички: резали хлеб на гитаре и открывали тушёнку, доставали кружки.
После громко прозвучавшей фразы: Ну! Доставай ЕЁ! Витёк представил взору изумлённых пассажиров, ожидавших появление в его руках поллитры, заляпанную двухлитровую пластиковую бутылку …
Понеслась! Я думаю не надо говорить, как быстро нас унесло. А Кольчугина вообще убило. В Пушкине (там надо было выходить ему и Вове) мы долго пытались уговорить Саню выйти. В результате сначала на платформу полетел кольчугинский рюкзак, потом сам Кольчугин. Мы довольно ловко предвосхитили его попытки влезть обратно в электричку. А когда поезд тронулся, Саня бежал по платформе и пытался пожать нам руки через окно…
Потом мы с Витей пели песни. Вскоре приехали в Москву Ярославскую. Там попрощались с Шефом, Валей и мысленно – с потерявшимся в толкучке пьяным Димой.
На Белорусской нетвёрдой походкой вышел Витёк. А мы с Михалычем вскоре втиснулись в свой поезд на Баррикадной.
Там нас очень развеселила какая-то тётя, которая, толкая Михалыча в рюкзак, злобно сказала: Такие вещи, молодой человек, нужно носить в руках! Нас скрутило от хохота так, что мы не смогли ей даже ничего ответить.
На Тушинской вышел Михалыч. Я же доковылял на совсем уже распухшей ноге от метро Планерная до дома. Мама с сестрой кинулись расспрашивать меня как дела, но меня вдруг довольно быстро развезло от выпитой водки и от тепла, поэтому общение пришлось отложить на вечер.
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
На следующий день я отправился в институт, но дошёл только до травмопункта, где мне написали странный диагноз растяжение ноги и порекомендовали в течение следующей недели не ходить в туристические походы. Идиотизм на идиотизме!
…А ровно через год, 4 ноября 2000 года, мы с Саней, Витьком, Михалычем и Валей прошли под руководством Володина пешеходную двушку. Какие тут могут быть ещё комментарии?